Традиционалисты против западно-ориентированных академиков

В 1960-х годах в России сформировалась группа музыкантов, выступавших за традиционную русскую музыку. Музыку, основанную на традиционной русской народной музыке, а не только на классической музыке под влиянием Запада. Все они были музыкантами, сочиняющими “на стороне”, занимаясь гражданской профессией полный рабочий день. Они хотели сохранить оригинальное творчество, которое не должно быть похоронено западными формализмами.

Эти заботы контрастировали с ориентированной на Запад “элитой”, которая, обучаясь в консерватории, имела в виду художественную музыку. К этой группе прежде всего относились Петр Чайковский и директор Московской консерватории Антон Рубинштейн.

Традиционалисты ориентировались на русские народные песни и их плавные гармонии, которые в определенной степени ускользали от диатонической западной музыки. Это создавало определенную экзотику для западного слуха.

Чайковский критиковал этих пятерых, говоря, что, хотя все они были талантливыми музыкантами, отсутствие у них формального образования означало, что они не могли адекватно изложить свои музыкальные мысли на нотном стане. Он исключил только Римского-Корсакова, который позже, осознав свою ошибку, исправил ее формальным обучением.

Могучую пятерку, как называла себя группа, возглавлял Балакирев, который был самым идейным из всех.

Могучая пятерка:

Новые немцы против традиционалистов

В начале своего венского периода Брукнер считался уважаемым церковным музыкантом и органистом, но буря разразилась в Вене, когда он посвятил свою 3-ю симфонию своему “музыкальному богу” Рихарду Вагнеру. Отныне его стали называть “вагнерианцем”, он вызвал язвительную критику влиятельного критика Эдуарда Ганслика и оказался в центре величайшего культурно-исторического конфликта XIX века – ожесточенного спора между “традиционалистами” в окружении Брамса и “новыми немцами” в окружении Листа и Вагнера. В соответствии с мнением Ганслика, Брамс также часто делал негативные замечания о музыке Брукнера, но последний всегда оставался вежливым.

Они встретились в таверне

.
Однажды Брукнер и Брамс даже сидели вместе в своем любимом трактире “Ротер Игель” (красный еж), но сближения не произошло. Только заказывая еду, они заметили, что у них одинаковое любимое блюдо – “Гезельхтес мит Кнёдель” (копченый окорок с кнедликами).

Таверна Roter Igel (больше не существует):

Geselchtes mit Knödel (копченый окорок с кнедликами):

В 1835 году Доницетти впервые посетил город по приглашению Россини, и его произведения пользовались растущей популярностью. Его первым значительным событием в столице Франции стал триумф с французской версией “Люсии де Ламмермур” в 1837 году, после чего Доницетти взял город штурмом. Если он начал свою парижскую карьеру в Театре итальянцев, то после 1837 года он распространил свою деятельность на Гранд-Опера и Театр Возрождения.

С “Фильмой полка” он занял четвертый и последний бастион парижской оперной сцены, Опера Комик. Это привело к тому, что в 1840/1841 годах Доницетти смог реализовать оперные проекты во всех четырех оперных театрах города! Гектор Берлиоз с завистью писал в одной из газет: “Господин Доницетти, похоже, хочет обращаться с нами как с завоеванной страной, это настоящая захватническая война. Мы больше не сможем говорить о лирических театрах Парижа, но о театрах Доницетти!”. Доницетти был способен писать одновременно в четырех разных стилях для каждого театра, настоящий музыкальный хамелеон! Он был на пике своих творческих сил и величайшим действующим оперным композитором в мире.

Берлиоз:

Донизетти:

Вагнеры пытались привлечь известного пианиста и тестя Ференца Листа к участию в концертах и мероприятиях фестиваля, на что Лист иногда соглашался. Во время визитов Листа в Байройт Вагнер всегда был хмурым, вероятно, потому что завидовал популярности Листа. Вагнер часто плохо отзывался о музыке Листа, но несколько раз “крал” идеи из его произведений, например, в “Парсифале” (музыка “Метаморфоз”) в 1883 году. Лист знал об этом, но великодушно не замечал.

Лист:

Вагнер:

Кошачий бой

Луиза Тетраццини была одной из великих звезд оперного мира начала ХХ века. Она была одаренным колоратурным сопрано и великой соперницей Нелли Мельбы. В 1907 году она неожиданно дебютировала в Ковент-Гардене, что застало ее австралийскую соперницу врасплох. Нелли Мельба насмехалась над своей полнотелой соперницей на вечеринке, встав на четвереньки и показав, как лошадь в “Гугенотах” должна бороться, чтобы нести Луизу Тетраццини.

Тетраццини сухо заметила: “У одних есть фигура, у других – голос”.

Первый визит Штрауса в Байройт в 17-летнем возрасте

В 1882 году отец Штрауса повез сына в Байройт на спектакль “Парсифаль” в качестве награды за сдачу экзаменов на аттестат зрелости, и именно там Рихард лично познакомился с мастером.

Впоследствии Штраус стал ярым поклонником Вагнера. Он подружился с Козимой и в 1889 году стал помощником дирижера Ганса фон Бюлова.

Козима желает видеть Штрауса своим зятем

.
Козима признала потенциал Штрауса и даже хотела свести его со своей дочерью Евой, и в 1894 году ему разрешили дирижировать премьерой “Тангейзера” в Байройте (с его будущей женой Паулиной в роли Евы).

Некогда дружеские отношения между Козимой и Вагнером охладели после постановки оперы Штрауса “Саломея”, от музыкального стиля которой Козима была не в восторге (“опера о еврейской девушке”). Позже они помирились, и Штраус стал дирижером “Парсифаля” в 1933 году, когда Тосканини в ярости покинул Байройт.

Козима Вагнера:

Ричард Штраус:

Премьера только двенадцатой оперы Штрауса состоялась в его родном городе Мюнхене. Штраус был обижен тем, что его обошли стороной при назначении на должность главного музыкального руководителя. Он даже написал притчу о своем родном городе “Feuersnot” и использовал ее для описания мнимой морали мюнхенцев. Только после того, как его друг Клеменс Краус (предположительно при посредничестве Гитлера) возглавил Мюнхенскую оперу, в ней состоялись две премьеры (“Фриденштаг” в 1938 году и “Каприччио” в 1942 году).

С 1842 года и до своей смерти в 1886 году Веймар был временным и частичным центром его жизни. Связь Листа с Веймаром началась в 1841 году с концерта, на котором любящая музыку княгиня Анна Павлова смогла завербовать Листа на необычную должность капельмейстера в придворном театре.

В течение 12 лет Лист вместе со своей женой Каролин фон Сайн-Витгенштейн превратил Альтенбург в место культурных встреч европейского масштаба. Снова и снова знаменитости оказывались в его салоне, который стал центром “Новых немцев” (с первоначальными Листом и Вагнером). Лист долго продержался в маленьком Веймаре, и в народе ходило следующее выражение (bon mot): “Старый Веймар – это большой город с 13 000 жителей. Ной-Веймар – маленькая община, но у нее 13 000 врагов”.

Альтенбург в Веймаре:

Сталин на спектакле

Через два года после премьеры оперы “Леди Макбет в Зменске” Сталин вместе с Молотовым присутствовал на представлении оперы в Большом театре. Сталин сидел, скрытый за занавесом, в правительственной ложе, прямо над оркестровой ямой. Ложа была ограждена стальными пластинами, чтобы предотвратить возможные попытки покушения. Усиленные медные трубы трубили прямо ему в уши. Шостакович, который также присутствовал на спектакле, позже жаловался, что “шашлычный темперамент” сбежал от венгерского дирижера, и что оркестр дал слишком много хорошего, особенно в интермедии в конце первого акта, иллюстрирующей соитие. Утверждают, что Сталин бесшумно поднялся во время оперы и покинул театр, не приняв Шостаковича в своей ложе. Такая реакция была почти равносильна казни в тогдашней атмосфере перманентного страха падения из милости. “Это глупость, а не музыка”, – сказал Сталин музыкальному корреспонденту “Известий”. (Источник: Википедия)

Страх снова не покинул Шостаковича

28 января в “Правде” появилась неподписанная (то есть санкционированная партией) статья, написанная, вероятно, самим Сталиным, об опере “Хаос вместо музыки”, в которой произведение осуждалось как проявление “радикальной левацкой разнузданности” и “мелкобуржуазного новаторства” и обвинялось в “формализме”. Это было катастрофой из-за эффекта сигнала. Все выступления были остановлены; Шостакович узнал об этом во время концертного тура на севере. Следующие несколько месяцев Шостакович спал с маленьким чемоданом под кроватью, в своей одежде, постоянно опасаясь, что ночью его заберет тайная полиция НКВД, как это было принято в то время. Затем его поразила депрессия и мысли о самоубийстве, которые нерегулярно сопровождали его на протяжении десятилетий. Его несколько раз вызывали в штаб-квартиру тайной полиции на Лубянке, уже печально известную в то время, допрашивали о так называемых “врагах народа” и запугивали. “Ожидание казни – одна из тем, которая мучила меня всю жизнь; многие страницы моей музыки говорят об этом”. (Шостакович).(Источник: Википедия)

В Париже произошла дуэль знаменитого пианиста Листа с другим “фортепианным богом” Сигизмундом Тальбергом. В легендарном “поединке” в салоне княгини Бельжожозо на улице Анжу 23 (ныне не существует) она вынесла вердикт: “Thalberg est le premier pianiste du monde, Liszt, lui, est le seul”. (Тальберг – первый пианист в мире, Лист – единственный).

Тальберг:

Liszt: